Валерий Воронин, музыкальный руководитель и дирижёр
Стихия человеческого чувства
- Мировой оперный репертуар неисчерпаем. Почему театр обратился именно к «Пиковой даме»?
Сегодня особенно важно осознавать, наследниками какой великой культуры мы являемся, сколько созидательной энергии и высоких нравственных ориентиров даёт нам литература, поэзия, музыка.
У нас есть все возможности, чтобы Астрахань стала культурным «центром притяжения» для всего прикаспийского региона, для всей России, чтобы в ней закипела настоящая, бурная творческая жизнь.
Астраханский театр, основанный в 1995 году, сегодня пишет новую историю. И мы не боимся ставить перед собой серьезные, амбициозные творческие задачи. Великая опера Петра Ильича Чайковского «Пиковая дама» как нельзя лучше доказывает, что классика всегда современна.
- Вас не смущает, что столь сложные задачи ставятся перед молодым, ещё формирующимся коллективом?
- Если не ставить сложных задач, не ставить, прежде всего, перед самим собой, то и коллектив не будет расти. Не обращаться к серьёзным операм, потому что хор пока не такой, как в Большом, или солисты не такие, как в Мариинке – значит, поставить крест на профессиональном развитии. Необходим постоянный поиск самостоятельных творческих решений и твёрдое стремление к поставленным целям. Если бояться смотреть выше собственной головы, делать только то, что мы уже можем – будет рутина, топтание на месте, замкнутый круг. В такой театр никогда не придут новые талантливые артисты, в спектаклях не будет живого дыхания, и, значит, у зрителей будет сводить скулы от скуки.
- Что значит для Вас опера «Пиковая дама»?
- Эта опера таит в себе магическую притягательную силу, волнует, будоражит, заставляет возвращаться к себе вновь и вновь. Меня многие спрашивают, почему именно «Пиковую даму» мы выбрали для первой постановки в новом театре. Отвечу. Во-первых, мы открываем новый оперный дом в России, и очевидно, что для его первой премьеры должно быть выбрано произведение из отечественного репертуара. Во-вторых, в «Пиковой даме» ярко выражена присущая русской душе способность безоглядно устремляться к неосуществимой, химерической цели, страстность, затмевающая рассудок.
У профессионалов не может быть любимых или нелюбимых композиторов, но к музыке Чайковского у меня особое отношение. В опере идеально выстроена музыкальная драматургия. В симфоническом звучании у Чайковского нет ничего лишнего ни в форме, ни в музыке, ни в оркестровке. Это стихия человеческого чувства, с потрясающей силой выраженная в звуках. Вот почему Чайковский остаётся актуальным, какие бы внешние изменения ни происходили вокруг нас.
Константин Балакин, режиссёр-постановщик
Навязчивая идея «Пиковой дамы»
- Что для Вас самое главное в «Пиковой даме»?
- То, что это «Пиковая дама»! Эта опера Чайковского стоит особняком среди всех опер вообще. Прикосновение к ней вызывает трепет и ощущение чего-то невероятно важного, настолько она попадает в глубину эмоционально-душевного восприятия. У классики, как известно, нет обложки. Она меняется во времени, поэтому не следует относиться к ней, как к чему-то застывшему и неприкосновенному. На мой взгляд, «Пиковая дама» провоцирует на эксперимент, предоставляя широкий диапазон постановочных решений. Искренность, глубина чувств и непостижимость – вот что для меня самое главное в её лихорадочном музыкальном потоке. Сама «Пиковая дама» - воплощённая в звуках навязчивая идея.
- Это не первая Ваша работа над этим произведением?
Да, был спектакль в Ростове-на-Дону, до этого в Волгограде, но сегодня не хочется повторяться, выходить в тираж. Здесь новый театр, новая «Пиковая дама».
- И каким образом стала рождаться новая история?
На этот раз я решил обдать «Пиковую даму» холодом. Пучину страстей Чайковского захотелось рассмотреть под увеличительным стеклом. Возможно, поэтому возникли ассоциации с картинами Рене Магритта: падающие с неба «германы»; влюблённые в платках, закрывающих их лица; комната, заполненная распустившейся красной розой; скульптурные элементы в человеческих фигурах... Вроде бы обобщённые образы, но за каждым обобщением у Магритта всегда стоит индивидуальность. Так за фигурой человека в котелке мы видим одного из толпы. И этот один противостоит толпе или даже пейзажу, в котором он размещён. Из сюрреалистического сочетания не сочетаемого возникает парадоксальная игра на грани страстности и отстранённости, новая, простите за тавтологию, нереальная реальность.
Ещё в картинах Магритта есть хичкоковский саспенс: напряжение и тревога, переходящие в страх. На первый взгляд всё спокойно, гармонично, но не покидает ощущение, что в любой момент может произойти катастрофа. Такое колоссальное психологическое напряжение, свойственное и Чайковскому, и Магритту привело меня к сценографическому решению нашего спектакля.
- Как бы Вы сами обозначили образное решение Ваших декораций?
Здесь не будет парадного Петербурга. Это будет город, убивающий своим холодом и безразличием. Искренние человеческие чувства здесь обречены. Важной эмоциональной краской внешней формы спектакля является занавес с изображённым на нём небом. Словно лавина он обрушивается между картинами страха и страсти, напоминая зрителям о нереальности всего происходящего.
- Расскажите о главных персонажах Вашего спектакля. Какие они?
Все привыкли к образу старухи-графини, ковыляющей по Летнему саду с трясущимися руками. Для меня же это скорей сущность, фантом. Известно, какое значение придавал Чайковский силе рока. Так вот Графиня, это скорее персонификация этой неумолимой силы. Поэтому мне так важна аллюзия с «Портретом мадам Рекамье» Давида, на котором изображена молодая красавица в ампирном неглиже в эффектной позе на кушетке. Магритт через полтора столетия написал картину под названием «Перспектива мадам Рекамье», поместив на той же кушетке гроб. Философская игра со временем и смертью; ирония, близкая повести Пушкина. Отнюдь не бабушка, а зловещая хищница, собирательница жертв, бессмертная Пиковая дама, она предстаёт перед нами с распахнутыми крыльями гарпии, избрав себе в жертву Германа. Словно сгусток негативной энергии катится на него после этой встречи чёрный шар, вовлекая сначала в игру, а затем и в борьбу с неведомым. Открытая страстям натура Германа не останавливается на достигнутом. Добившись ответного чувства Лизы, он ищет встречи с роком и расплачивается за эту встречу рассудком. Огромная красная роза (заимствованная у Магритта) словно прорастает сквозь открытую чувствам Лизу и поглощает её, когда она понимает, что потеряла любимого. Буквально окрылённый «раскрывшейся» ему тайной, Герман проигрывает в игорном доме свою жизнь, превращаясь в мешок, набитый деньгами.
- А Томский, Елецкий?
Томский – невольный виновник всей этой истории. Он рассказал анекдот, запавший Герману в душу. Поэтому он тоже становится зловещим. Елецкий – «существо». Именно так его называет Лиза, а в своей арии он около двадцати раз употребляет местоимения первого лица, так и не выслушав свою невесту. Так что, вопреки традициям, о благородстве здесь говорить не приходится.
- Будут ли на сцене карты, деньги? Кажется, в «Пиковой даме» без этого не обойтись.
Обойтись без этого сложно, но можно. Кроме специалистов, мало кто знает, что за игра такая «фараон», в чём её суть. Не вдаваясь в подробности, скажу только, что она полностью рассчитана на случайность. Таким образом, всё в руках Фортуны. Вот почему в нашем спектакле сцена бала заканчивается не прибытием Екатерины Второй, а проездом колесницы Фортуны, безжалостно давящей всех, кто стремится ухватить её за хвост. Что касается денег, то они будут, но в соответствии с сюрреалистической стилистикой – порченные, червивые. Но игра в игорном доме не в карты и не на деньги. Там судьбе проигрывают свои головы, проигрывают себя, оболваниваются.
- Лакомым кусочком для режиссёров в этой опере всегда была интермедия «Искренность пастушки». Как Вы решаете её в своём спектакле?
Из всех придуманных нами с художником по костюмам Еленой Вершининой вариантов, наиболее интересным показалось провести параллель с первейшим библейским сюжетом, а именно об искушении Евы, о первородном грехе, о том, как первочеловеки обрекли себя и свой род на муки и стали смертными. Думаю, это сюжет о потере силы человека противостоять року. Сладок был плод, велика была расплата. Вот почему Прилепа и Миловзор у нас становятся Евой и Адамом соответственно, а Златогор – змеем искусителем. Гости же, словно падальщики, набрасываются на смертных при первом удобном случае.
- Выходит, «Пиковая дама» - опера о безысходном?
Эта опера о любви и смерти, о страсти и страхе, о человеческом бессилии перед роком. Человек, поддавшийся своим страстям, становится пешкой в руках судьбы. Противостоять судьбе невозможно, но можно противостоять собственным страстям.
