«Современный танец – это совершенно другая профессия»
Интервью с Юрием Ромашко
В течение недели в Астраханском государственном театре оперы и балета в хореографическом классе каждое утро появлялся Юрий Анатольевич Ромашко. Его уроки и мастер-классы вызвали большой интерес у профессиональных танцовщиков и педагогов. Будучи коренным москвичом Ромашко окончил Московское академическое хореографическое училище по специальности «Артист балета», позже – Российскую академию театрального искусства (ГИТИС) как педагог-хореограф. Свою артистическую карьеру начинал как классический танцовщик в Большом театре, затем были труппы современного танца «Lebedev modern dance company» и «Балет Москва». Профессионалы справедливо утверждают, что Ромашко знает о современном балете абсолютно всё. Он оказался в первой волне подвижников, давно занимается современным танцем, практически с момента его возникновения у нас в России. О некоторых аспектах современной хореографии шла речь в беседе с этим интересным и разносторонне образованным человеком.
С какими труппами Вам пришлось работать в качестве педагога-репетитора?
- Балет Москва, соответственно. Театр русского балета «TALARIUM ET LUX». Центр современной хореографии.
Вы были ведущим танцовщиком в труппе «Lebedev modern dance company».
- Леонид Лебедев был совершенно уникальным человеком и великолепным балетмейстером. Он создал замечательную труппу «Lebedev modern dance company». Он первым начал преподавать современный танец в Ленинградской консерватории. Первым из русских балетмейстеров его пригласили на ADF (American Dance Festival) в качестве постановщика. Лебедев ставил свои балеты в основном в Михайловском театре. Два фильма у него были замечательные: «Вий» и «Театр времен Сенеки и Нерона». На самом деле Лебедев - это культовая личность! В питерский период он работал с Юрием Соловьевым, с Юрием Петуховым, с Ириной Кирсановой, с Рашидом Маминым. Именно благодаря ему у многих российских танцовщиков появился интерес к современному танцу.
Получается российский современный балет – это достаточно молодое явление?
- Российский современный танец практически начался в 1990-е годы. Не раньше. Первое поколение, которое обратилось к современному танцу, оказалось очень интересным: с одной стороны Леонид Лебедев в Питере, Женя Панфилов в Перми, Татьяна Баганова в Екатеринбурге, Ольга Пона, по-моему, в Челябинске, конечно Лена Богданович, которая создавала современную труппу «Балета Москва». Все они были безумно талантливыми и яркими людьми. Но что странно, школы за собой не оставили. Хотя театр Жени Панфилова существует и после смерти самого Панфилова, но представляет собой совершенно иное явление.
В середине 1970-х, в Москву на гастроли приехала немецкая балетная труппа «Театр танца Комише опер» («Tanztheater der Komischen Oper»). Их спектакли произвели на публику ошеломляющее впечатление. Многие зрители тогда задавали себе один и тот же вопрос: почему у нас в стране не танцуют такое?
- То же произошло со мной, когда в Москву, ещё в советские времена, приехала труппа Пины Бауш с «Весной священной» на музыку Стравинского. Это был взрыв мозга! И ещё, что когда я учился в московском хореографическом училище у Петра Антоновича Пестова – одного из лучших российских педагогов мужского танца и абсолютного апологета классического танца, нас учеников выпускного класса пригласили на репетицию труппы «Pilobolus». Когда на следующий день мы пришли на урок к Пестову, он сказал: «Мальчики! Я не понимаю современный танец и не принимаю его абсолютно. Но вы видели, как профессионально, с какой отдачей работает труппа?!». Его подход был не противопоставлять современный танец классическому танцу. И если честно говорить, весь танец XX века (как классический танец, так и современный) родился из русской хореографии. У истоков современного европейского и российского танца стояли Фокин, Голейзовский, Лопухов, Баланчин (Баланчивадзе) и другие. Просто у нас власти его задавили, как и всё в советские времена, как и конструктивизм, как и авангардное искусство. Поэтому в конце ХХ века пришлось не свои корни поднимать, а заимствовать чужое, пока своё ещё не вырастили.
Лет 30-40 назад законодателем мировой моды, если можно так выразиться, в современном танце была труппа Мориса Бежара и, конечно, он сам. Правомерно ли рассуждать о подобном лидерстве какой-либо труппы или кого-нибудь из хореографов сегодня?
- На самом деле очень интересный вопрос. Современный танец рождается, прежде всего, из новых идей. Все великие балетмейстеры ХХ века внесли в современный танец не набор движений. Они создавали новую идеологию! Бежар первым выпустил на сцену не героев в пачках, не каких-то там персонажей, а ЛЮДЕЙ. В его первых спектаклях «Голос одинокого человека», «Весна священная» на сцене действуют Мужчина и Женщина. Просто Мужчина и Женщина. Потом (если мы говорим о Европе) появился Матс Эк, который предложил совершенно иное переосмысление классического танца. Затем пришёл Иржи Киллиан. И, конечно, Уильям Форсайт, который использует пространство, взаимодействие пространства и человеческого тела. После него, к сожалению, никто из балетмейстеров новых идей не предлагал. Многие прекрасно сочиняют текст, набор прекрасных комбинаций, очень красиво, музыкально, остроумно. Но ни одной новой идеи не найти, поэтому и нет сегодня культового имени, сравнимого с Киллианом и Форсайтом – нет! Да, прекрасный балетмейстер Начо Дуате, прекрасный балетмейстер Акрам Хан, мой любимый Мауро Бигонцетти, которого я обожаю, замечательный балетмейстер, с потрясающей музыкальностью и чувством юмора. Но они никогда не будут культовыми. Никто из них ни одной новой идеи не вносит. Современный танец – это, прежде всего, идеи.
Если рассуждать упрощенно, то классический танец XIX века отвечает требованию «сделайте мне КРАСИВО». Красивы «Спящая красавица», «Щелкунчик», «Дон Кихот». Современный танец – это, прежде всего, взаимодействие танца и зрителя, которому должно быть ИНТЕРЕСНО. Как актуальное искусство. Оно может быть не красиво, но должно вызывать у зрителя определенную эмоцию. Просто поставить красивую комбинацию все мы умеем.
. Аристотель, по-моему, утверждал, что когда слышишь ритм и мелодию, то меняется твоё мировосприятие, твоё настроение. А вот когда человек не только слышит музыку, но еще и видит её пластическое выражение или двигается сам, в нём тоже что-то меняется?
- Конечно, меняется! Ницше рассуждал о том, что высшая культура подобна смелому танцу; в бурно-ритмическом и легком танце, в восторженных движениях драматург говорит о происходящем теперь в нём самом и в природе.
Любое искусство меняет людей и их восприятие. Независимо от того, чем занимаешься, - музыкой, танцем или живописью. Чем замечательно русское классическое образование, чем замечательно обучение в ГИТИСе? История театра, история искусства, история литературы открывают человеку определенные горизонты и меняют его восприятие. Когда человек увлекается живописью и воспринимает мир, отталкиваясь, скажем, от импрессионистов, он находит совершенно другую глубину, воспринимаемая им картинка перестаёт быть плоской. Занимаясь хореографией, он совершенно по-другому смотрит на людей. Хореография, как любое искусство, расширяет горизонт.
В нескольких балетных труппах, как, к примеру, в «Балет Москва», существует разделение на труппы классического балета и современного. В этом есть какой-то особый смысл?
- Структура труппы «Балет Москва» объясняется исторической ситуацией: этот театр возник в результате объединения двух разных трупп под одной крышей: труппы Лены Богданович и самостоятельной классической труппы.
Но на самом деле в таком разделении отражена серьёзная проблема российского хореографического образования. Хореографическое образование в Европе, в США подразумевает обучение танцовщиков абсолютно всем направлениям танца. Поэтому в любом европейском театре, начиная от Гранд-Опера и Ковент-Гарден, артисты танцуют как классический балет, так и современный. У нас в России, к сожалению, ситуация иная: в хореографических училищах, что в питерском, что в московском, обучают классическому танцу и практически не учат современному. Правда, сейчас система начинает несколько меняться.
Другое дело, что существуют разные аспекты современного танца. Существует понятие contemporary ballet. Скажем, сейчас Форсайт так ставит в Маринке. Существует отдельно contemporary dance, без пуантов и его классические танцовщики вполне осваивают. Существует еще понятие физического театра, для которого профессиональное хореографическое образование в принципе вредно. Там должны быть живые люди, естественная человеческая, а не балетная пластика. Важно, чтобы люди не танцевали, а существовали в условиях танцевальной стихии. Такое направление называют по-разному: танцевальный театр, пластический балет. Я предпочитаю старое название – физический театр.
В принципе любая хорошая труппа, в том числе и наша астраханская (я уже говорю – наша, потому что решил здесь остаться) может и должна танцевать как классический балет, так и contemporary ballet. Тем более, что поставленный Константином Семёновичем Уральским «Вальс белых орхидей» можно отнести к contemporary ballet.
А вот «Застывший смех» Криса Херинга, показанный «Балетом Москва» - это из области физического театра?
- Это скорее из области перфоманса. И ближе к физическому театру.
Физический театр всегда связан с перфомансом?
- Не всегда. Перфоманс можно устроить и из классического балета, это не зависит от стиля. Перфоманс – это просто способ взаимодействия, способ подачи спектакля. Например, Пина Бауш и Анна-Тереза Кирсмакер делают именно театральные постановки. Но та же самая Пина Бауш и Кирсмакер обожали делать перфомансы. Их можно показать просто на улице, в аэропорту, где угодно. Сколько раз было, когда артисты спускались со сцены в зрительный зал. Почему нет.
А вот интересно, что испытывает классический танцовщик, начиная работать с современной хореографией?
- На самом деле – это проблема мозгов. Любой профессиональный танцовщик за определенное время сумеет освоить комплекс характерных движений. Но далеко не каждый может постичь глубину, смысл такого танца. Современный танец – это совершенно другая профессия!
Константин Семёнович Уральский планомерно ведёт астраханскую труппу. Так, в «Вальсе белых орхидей гармонично сочетаются классика и современность. Затем пошла «махровая классика»: «Лебединое», «Щелкунчик», «Дон Кихот». А теперь в перспективе – одно из наиболее смелых произведений ХХ века «Carmina Burana». Что предполагается в ней?
- Насколько можно судить по пяти фрагментам, которые я увидел на репетициях, это будет невероятно интересная работа, и наша постановка будет на границе contemporary ballet и contemporary dance, и, наверно даже ближе к contemporary dance.
Сегодня в театральном мире отмечается своеобразный бум хореографической кантаты Карла Орфа «Carmina Burana». Чем объяснить такой интерес к этому произведению?
- Бесспорно, это как-то связано со временем. Есть такое понятие параллельность мышления. Конечно, её и раньше ставили, но подлинных удач не припомню. «Carmina Burana» – очень сложное произведение. Сложное, не столько музыкально, сколько пластически. С одной стороны, оно имеет очень жестко структурированную схему песен. С другой – довольно сложно понять, как можно в хореографии выразить символику средневековой поэзии. Её невозможно просто иллюстрировать. Необходимо в пластике отразить мироощущение. Значит, предстоит найти адекватное сочетание музыки и пластического языка. Прежде хореографам не удавалось достичь такого равновесия. В настоящее время постепенно рождается необходимый хореографический язык, формируются новые средства пластической выразительности, которые позволят эту задачу решить. Отсюда и громадный интерес к кантате «Carmina Burana».
Современные балеты чаще исполняются под фонограмму. С живым сопровождением можно достичь более органичного результата?
- На самом деле это вопрос денег. Большинство современных трупп на западе не в состоянии содержать полноценный оркестр. Такое может себе позволить только масштабный оперно-балетный театр. В мире их немного: Большой, Мариинка, Миланский, Ковент-Гарден, Гранд-Опера, Сан-Франциско и, пожалуй, всё. С другой стороны, современные хореографы часто используют музыку, которую не сумеет исполнить ни один оркестр, много электронной музыки. «Carmina Burana» в принципе не может исполняться под фонограмму. В партитуре есть хор. Работать с живыми музыкантами, с живым хором, который к тому же находится не в оркестровой яме, а в том же пространстве, что и танцовщики, - это невероятный кайф. Это совершенно иное, несравнимое ни с чем ощущение.
Очевидно, что Вам понравились увиденные на репетициях фрагменты «Carmina Burana»?
- Конечно! Мне всё нравится в Астрахани. И мне вообще нравится работать!
Интервью подготовила Наталия Калиниченко
