Когда-то в Ноане
Жорж Санд и Фредерик Шопен познакомились в 1836-м году. В 1847-м они расстались. Шопен вскоре умер (не от неразделенной любви, от застарелой чахотки). Жорж Санд пережила его на 27 лет. Эту историю и шопеновскую музыку Дмитрий Гуданов выбрал для балетмейстерского дебюта в Астраханском государственном театре оперы и балета, для спектакля «Le pari».
По меркам известных романов 1830 – 40-х отношения Шопена и Санд были до скуки обыкновенными: ни приключений, ни громких скандалов. Но Гуданов подобного и не искал. Из житейского сценария «любовь была – любовь прошла» он взял одну первую часть и, отбросив разрыв героев, перетасовал хронологию так, что их встреча и вынесенный на афишу спор Шопена с Листом затерялись где-то посередине, в ряду повседневных и не очень дел. На виду осталась эпоха как таковая и великие люди внутри нее.
Внешний сюжет «Le pari» принципиально нивелирован, его ход, завязка, кульминация, развязка едва ощутимы. Важно контрастное сопоставление частных и публичных картин: дуэта Шопена и Санд – вечера в парижском салоне – большого адажио в Ноане – «праздника на траве». Оно-то и формирует драматургию целого. Чаще всего в балетах персонажи сначала вступают в действие, знакомятся (и знакомят с собой зрителя), налаживают связи, а уж потом раскрываются их взаимные чувства, мысли, внутренний мир. В «Le pari» герои бегут от уединения в общество. Хореография объясняет мотивы бегства.
Адажио Шопена и Санд мучительно телесны. Отанцованая акробатика привлечена в них для того, чтобы поведать о вечном притяжении материи, о том, чего нельзя преодолеть в стремлении к возвышенной любви. Массовые сцены выдержаны в духе дружеской насмешки, иногда – умной карикатуры. Балетмейстер шаржирует движения, распластывает и вздымает действующих лиц, сплетает из них гирлянды, и вдруг отбрасывает всех к роялю, заставляет вслушиваться в музыку. Тут с охотой дурачатся, устраивают розыгрыши, домашние спектакли, катаются на роликах – и не суть, кто из собравшихся гениальный композитор, кто – художник, кто – оперная примадонна. Легендарная эпоха открывается с домашней стороны. Из мастерской Эжена Делакруа с визгом выбегает натурщица, прикрытая большим палантином. Ференц Лист терпит капризы и выходки Мари д’Агу. Мария Тальони занимается утренним экзерсисом, длит обманчивые порхания невысоких прыжков, жеманное целомудрие позировок; роняет крылышки на бальный паркет и спархивает с сильфидных высот прямо к выгодному замужеству.
В этом смешном, но добром мире легко укрыться от всего, что саднит и вопиет, когда герои остаются один на один.
***
Показывая историю двух реальных людей, Гуданов предоставляет возможность высказаться им обоим. Композитору отдан первый акт, в котором нет действия и танцев, только фортепианные пьесы.
Во втором акте слово берет писательница. Сцена приходит в движение. До антракта дальний план был отгорожен прозрачным экраном. Падающие наискось лучи высвечивали за ним разные по форме объемы розового мрамора. Теперь загадочные объемы – отделанные под мрамор пратикабли –скользят по планшету, нащупывают планировку комнаты в Ноане. Откуда-то из-за плывущих стен и углов появляется пожилая женщина. Это Жорж Санд в годах, предающаяся воспоминаниям, выбирающая, что и как показать. Ее глазами мы увидим Шопена – сотканного из воздуха юношу в аквамариновых одеждах, и вереницу их общих друзей. А вот, с театральными жестами, с аффектированным смехом, молодая Санд. Ей предстоит заново пережить избранные главы автобиографии. Мотылек бьется головой об стекло. Санд в годах открывает двери, ведущие в парк. Молодая Санд встречает Шопена. Начинается дуэт.
Музыка (Этюд № 7 из op. 25 и Концерт для фортепиано с оркестром № 2), разумеется, звучит и здесь, и рождает образы танца, но ее права на
зрительское внимание ограничены. Четыре эпизода разделены второго акт долгими паузами. Повторяются перестановки пратикаблей, плавный «танец стен», устроенный сценографом Георгием Хомичем. Пожилая Санд блуждает во тьме минувшего. Издалека доносится французская речь, фразы из ее собственных мемуаров. Тут и там в темноте обнаруживаются неподвижные, позирующие, как в музейной витрине, фигуры. (Кирилл Гасилин одел артистов по моде эпохи, избежав всего, что резало бы глаз специальной «обалеченностью»).
Свет усиливается, оживляя персонажей. Рояль и оркестр прерывают молчание.
***
В премьерных спектаклях партию Жорж Санд исполнили приглашенные балерины – Мария Александрова и Дарья Павленко. Каждая из них по-своему поняла драму писательницы.
Темперамент Александровой, ее умение оставаться примой в любой момент, в любой точке сцены, как нельзя лучше пристали историческому прототипу. В мужском костюме, с раскуренной сигарой во рту, она вставала перед танцовщиками и, приглашая их посоревноваться в прыжках, имела основания рассчитывать на победу. Адажио затапливала титаническая, тираническая страсть, забиравшая силы героев без остатка. Семейные радости, жизнь «как у всех» были не для этой Санд. Сельская идиллия финала выглядела при ее участии куда более маскарадной, вымышленной, чем эксцентриады в Отель де Пари.
Санд – Павленко и хотела бы сделать вымысел правдой, но ее трезвый, проницательный ум слишком ясно видел жизнь. Он подсказывал, что не ей блистать в платьях и драгоценностях, раньше всех замечал, как угасает в чахотке Шопен. И лихой, en travesti, танец гамена отливал скорбной неприкаянностью. И в дуэтах мысль о смертельной болезни сводила любовь к материнской заботе. И возня детей, дружеские шутки не заслоняли предчувствий конца.
В составе с Александровой Шопена и Листа исполнили танцовщики из Большого театра Семен Чудин и Владислав Лантратов, с Павленко – астраханцы Субедей Дангыт и Аскар Сиразиев. Положа руку на сердце, я не решусь выбрать, кто из них справился лучше, но точно назову еще одно женское имя – Джой Аннабель Уомак, чья графиня Мари д’Агу служила антиподом и той, и другой Санд. Через подсмотренные на дагерротипах характерные ракурсы корпуса, линию плеч, наклон подбородка пролегал зловещий излом. В глазах блестела сталь холодного сарказма.
На рояле оба вечера играл Франсуа Дюмон, и Шопен был непривычно тихим, свободным от трагического огня и патетики, таким, каким его, наверное, слышали в европейских салонах триста лет назад.
***
Дмитрий Гуданов был назначен главным балетмейстером Астраханского государственного театра оперы и балета летом 2020-го года. Так театр шагнул навстречу времени. Именно сейчас артисты одного с Гудановым поколения пробуют себя: кто – в педагогике, кто – в постановках, кто – в художественном руководстве, реализуя накопленный опыт, знания, профессиональные связи.
За неполный первый сезон новый балетмейстер предпринял все возможное, чтобы оправдать связанные с его приходом надежды. Он организовал для труппы мастер-классы, спектакли и концерты, в которых астраханские артисты танцевали вместе с коллегами из Москвы и Петербурга, возобновил «Щелкунчика» в классической постановке В.И. Вайнонена, и одновременно не скрывал, что планирует ставить сам. Это интриговало, но и настораживало – никогда раньше Гуданов не выступал в качестве хореографа. Теперь, после премьеры, можно с уверенностью сказать: противоречий с другими начинаниями здесь нет. Спектакль не нуждается в скидке на то, что он первый, в оглядке на артистические заслуги автора. Его легко представить в репертуаре любого музыкального театра, в соседстве с какими угодно классическими и современными постановками.
Танцуя его, астраханская труппа доказывает право считаться частью мирового балета.
Источник: https://musicseasons.org/spektakl-le-pari/?fbclid=IwAR0lawwc8TXHETfDWExOyC573wuJhtto_1sBggtFNEPuf_FgRvituAND5c8
