Александр Матусевич – известный музыкальный обозреватель, аналитик, автор многочисленных рецензий, интервью, статей, посвященных оперному искусству.
Газета "КУЛЬТУРА"
Астраханский театр оперы и балета обратился к одной из самых популярных опер — «Риголетто» Джузеппе Верди и сумел добиться подлинного синтеза музыки и драмы.
Один из самых молодых оперных театров страны, отпраздновавший в прошлом году четвертьвековой юбилей, с «Риголетто» уже работал: в 2004-м знаменитую оперу здесь ставил Юрген Коген. Это было еще в старом, мало приспособленном для работы здании, а сам театр пребывал тогда в статусе музыкального. Тем не менее, спектакль пользовался вниманием публики. Теперь шедевр Верди вернулся, дополнив репертуар, в котором две другие оперы знаменитой вердиевской триады – «Трубадур» и «Травиата» — уже присутствуют.
«Риголетто» – совершенная опера, где гений композитора раскрылся как никогда до этого. В ней все просто и очевидно, но при этом глубоко и убедительно: именно триада 1850-х вывела композитора в разряд практически небожителей, эти оперы – качественный скачок в музыкальной драматургии и самого Верди, и итальянского оперного искусства в целом. И первым был именно «Риголетто» — обретшая музыкальное воплощение драма Виктора Гюго, достигшая в руках Верди невероятных высот реализма.
Ставить «Риголетто» позвали Михаила Панджавидзе – мастера, который однажды познал с этой оперой грандиозный успех – его спектакль 2009 года в Казани невероятен по силе воздействия, яркости и убедительности. Именно в Астрахани начиналась двадцать лет назад режиссерская одиссея Панджавидзе. И он сумел создать принципиально новый спектакль, не повторив казанскую постановку.
Новый астраханский «Риголетто» — безусловно спектакль большого стиля, органичный в просторном, празднично декорированном зале театра. Сценограф Гарри Гуммель воздвиг роскошные венецианские палаццо с грандиозными лестницами и изящными балкончиками, тут же и горбатый мост, отсылающий к знаменитому Понте-Риальто. По зеркальной глади сцены в клубах театрального дыма скользят гондолы, а гигантская луна романтически нависает над лагуной и каналами. Почему Венеция, а не Мантуя, как положено по либретто Франческо Марии Пьяве? Вариантов может быть много: во-первых, мировая премьера оперы в 1851 году прошла в венецианском театре «Ла Фениче»; во-вторых, Мантуя — условный и вынужденный выбор композитора и либреттиста, ведь цензура не позволила поместить действие трагедии в Париж; и в-третьих, Венеция – красивейший и уникальный город Италии, город искусств и сам их квинтэссенция.
В Венеции, сконструированной Гуммелем, зрителей поражает не только ее романтизм и эстетичность, но и ее технологичность. Дворцы, мосты и лестницы то разъезжаются, открывая просторную площадь или водные красоты, то собираются в узкую улочку или внутренний дворик, и все это в мгновенье ока, не замедляя действия. Мощная световая партитура Сергея Шевченко, в которой задействована первоклассная техника, недавно приобретенная театром, дополняет эту иллюзию, создавая чуть ли не голливудский уровень правдоподобия. Герои одеты в роскошные исторические костюмы, правда, не времен Франциска Длинноносого (при дворе которого разворачиваются события драмы Гюго), а скорее более поздней эпохи блистательного заката Республики Святого Марка.
На звуках сумрачного вступления публика видит перед закрытым занавесом на авансцене шеренгу гримерок — за одним из столиков раскрашивает себе лицо придворный шут. Распахивается занавес, и мы видим костюмированную герцогскую оргию в древнеримском стиле. Властелин живет ярко, с театральным размахом. Мотив закулисья со скромными гримерками еще не раз вернется в течение спектакля. В трагическом финале, оплакав погибшую дочь, шут вновь натянет красный колпак и продолжит, гримасничая, развлекать хозяев. Проходящая через все действо маскарадность еще более обостряет трагедию главного героя.
Сделать эту линию выпуклой получается не только за счет интересных мизансцен и неожиданных драматургических ходов, но и путем тщательной, тонкой работы с артистом. Несмотря на формат гранд-опера спектакль Панджавидзе одновременно оказывается и глубоко психологическим: каждый жест, взгляд, выражение лица имеют значение, и они не теряются за внешней эффектностью. Метафоричность не отменяет реалистической сути действа, оно отличается глубинной искренностью, а внешняя красивость с ее флером романтизма, выступая оправой, служит усилению общего впечатления.
И еще один важнейший слой сводит все здесь воедино — это музыка. Режиссура Панджавидзе в высшей степени музыкальна – и потому естественна. Она существует по законам музыкальной драматургии. Так получается настоящий синтез, благодаря чему любые новации, примененные режиссером, не кажутся автономными по отношению к партитуре. В результате получился подлинный союз режиссера и дирижера: Валерий Воронин ведет спектакль чутко, а присущая вердиевскому шедевру стремительность получается у него словно сама собой. Качественная игра оркестра и уверенное пение мужского хора (хормейстер Галина Дунчева) радует соответствием вердиевской стилистике и выразительностью.
Интересен и вокальный состав премьеры. Пожалуй, лишь к Сергею Маньковскому – Герцогу есть вопросы: качественный материал с баритональными насыщенными низами и яркими теноровыми верхами нуждается в шлифовке для достижения стабильности и подлинного блеска. Яна Павлова (Джильда) пленяет точностью и техничностью пения, а Антон Перминов (Спарафучиле) – богатым тембром и яркостью вокализации. Наконец, Андрею Пужалину удается достичь вершин подлинного драматизма в сложнейшей титульной партии — его игра и пение глубоко трогают.
Благодаря государственному проекту молодые люди стали чаще посещать театр
Действующие лица и исполнители
