9 и 10 сентября 2016 года на Соборной площади Астраханского Кремля театр представил ещё одно из важнейших произведений не только в русском оперном репертуаре, но в отечественной культуре в целом – литургическую оперу Николая Римского-Корсакова «Сказание о невидимом граде Китеже и деве Февронии»
«Русской Атлантидой» может быть назван «Град Китеж» по волнующей тайне, по устремлению к неведомому. Легенда о чудесном исчезновении Китежа, не пожелавшего отдать на поругание врагу своих святынь - это духовное послание, поражающее философской глубиной и величием. Праведность и всепрощение, жертвенность и восхождение к райскому небесному граду как результат духовного поиска всей человеческой жизни, соборность как внутреннее единство народа, как нравственный закон взаимной любви и молитвы – вот основные темы «Сказания».
«Сказание о невидимом граде Китеже и деве Февронии» - квинтэссенция русского искусства. Это произведение занимает особое место в мировой оперной литературе но, к сожалению, крайне редко исполняется. Как только ни называли жанр «Китежа»: и опера-легенда, и народно-эпическая опера, и героическое сказание, и даже - «типичная русская историко-патриотическая опера», хотя трудно назвать что-либо менее «типичным». Считать эту оперу «исторической» также невозможно, в ней нет ни исторических персонажей, ни научно подтверждённых исторических фактов. Исследования, написанные о «Китеже» музыковедами, искусствоведами, философами буквально бесчисленны, но, вникая в них, только отчётливее понимаешь, как бездонна эта опера.
Постичь её до конца, во всей полноте раскрыть замысел – наверное, невозможно.
Лично мне кажется, что удивительное своеобразие этой оперы определяется её всеохватывающей концепцией, в которой заключены и светлая радость, и Апокалипсис, и весь космос русской души, и нравственная сила народа, и его стремление жить «по-Божьему», и неотразимо-привлекательный образ русской женщины. Мне очень точным представляется определение философа Ивана Лапшина, который считал, что «Римский-Корсаков – величайший певец вселенского чувства, космической эмоции. Его муза, являющаяся посменно в «вечноженственных» образах – это та же мировая Душа, присутствие которой в своей душе так живо ощущал великий музыкант».
Музыка «Китежа» отличается от всех опер Римского-Корсакова, написанных прежде. Опера необычайно многослойна, образы многозначны, и глубоко постичь их, суметь выразить, донести до зрителей – интереснейшая задача. Партитура написана так плотно, так логически безукоризненно, что крайне сложно найти точки, в которых можно безболезненно сделать сокращения, не исказив авторского замысла. Нас могут упрекнуть, сославшись на слова композитора о том, что при постановке никакие сокращения не могут быть допущены. Но время и обстоятельства диктуют свои условия. Кстати, композитор и либреттист тоже не могли выполнить категорического требования автора первоисточника не изменять ни единого слова. К сожалению, без сокращений обойтись невозможно, в нашем случае формат open air требует этого.
Известно, что в сложные, нестабильные времена человек ищет надёжную опору, веками проверенный архетип, который дал бы ему моральную и психологическую поддержку. Нам кажется, что «Сказание», стержнем которого является сакральная тема, принадлежит к числу произведений искусства, охраняющих душу человека от распада и помогают ему сохранить в себе человечность, нравственность, надежду.
«Сказание» покоряет своей красотой, будоражит, вселяет ужас и негодование, утешает и, наконец, преображает. Остановившееся внешнее действие в последней картине – это уже не оперный театр. Это очищающее священнодействие, которое наполняет душу мистической радостью. Я убеждён, что эта мистическая радость доступна если не всем, то очень и очень многим. Путь к ней каждый волен прокладывать сам, но как велика награда! Это покаянная молитва грешных и прославление праведных. Это достижение космической гармонии человека с самим собой и Божественным промыслом. Это великое утешение всей земной скорби, всем горестям, испытаниям и потерям в нашей здешней жизни. Это взгляд в жизнь нездешнюю. Взгляд в вечное, в неведомое.
Оно не страшит, а вселяет надежду и просветление.
Вместе с режиссёром мы ищем простой, но выразительный сценический язык, чтобы рассказать эту совсем не простую историю. Музейная реконструкция Руси XIII века не представляется возможной и нужной. Поэтому мы вдохновлялись раннехристианскими фресками (в том числе и европейскими), язык которых прост и прекрасен. В жизни нас окружает множество символов, в суть которых мы даже не вникаем. Так, например, иконостас в церкви – это, для большинства, необходимый элемент убранства. Но он символизирует границу между миром видимым и невидимым. Так ансамбль Соборной площади мы дополнили иконостасом, построенным словно самой природой. Видения из Откровения Иоанна Богослова наполнили наш видеоконтент, апокалиптические звери встречают Февронию у райских врат. Основным элементом в реквизите стали восьмиконечные звёзды (так часто встречающиеся во фресках Джотто и на куполах православных храмов), символизирующие вечность, непоколебимую устойчивость и выход за пределы этого мира. Это знак Рая, Небесного Иерусалима и конечного Преображения.
Музыка «Китежа» пронизана духовным светом и чиста, как прозрачные воды озера Светлояр. «Святым источником», из которого композитор черпал интонации хоровых сцен оперы, стал «золотой фонд» древнерусской православной и народно-песенной культуры: знаменный распев, эпическая и лирическая песенность, хороводные и плясовые, плачи, колыбельные, скоморошины. Сцена «исчезновения града» и финал оперы пропитаны настроением духовного стиха, возносящего слушателей из мира дольнего к горнему.
Глубокий эмоциональный отклик вызывают сцены вражеского нашествия со знаменитым хором народа «Ой, беда идёт, люди». Сильнейшие по драматическому накалу страницы партитуры пробуждают в нашей генетической памяти «священный ужас» перед неизбежной катастрофой. В то же время, хор дружинников, идущих на смерть – «Поднялася с полуночи дружинушка хрестьянская» – покоряет своей удивительной духовной крепостью.
Прикосновение к оперному шедевру, стоящему в одном ряду с «Парсифалем» Р. Вагнера и романами Л. Толстого, оставляет глубочайший след в умах и сердцах как слушателей, так и исполнителей.
Последнее авторское указание в клавире словно адресовано художнику по свету: «Двери собора распахиваются, являя неизреченный свет». К этому свету лежит целый путь страстей Февронии и китежан. На этот раз экраном для видеопроекций служит стена Лобного места, и моя задача - подчеркнуть драматизм происходящих на их фоне страстей, не «засветив» видеоконтента. В клавире есть несколько указаний на обволакивающий сцену туман: исчезновение в тумане Великого Китежа, открытие перед Февронией преображённого града… Конечно, невозможно угадать, как поведёт себя искусственный туман в условиях открытого пространства Соборной площади, но в этой непредсказуемости – неповторимость момента.